Кто насрет шестнадцать пуд,
Тому премию дадут.
Вот поднялся Лев могучий,
Срёт подряд четыре кучи
И орёт: "Я царь зверей -
Дайте премию скорей!"
Тут пришел малютка Слон,
И насрал пятнадцать тонн.
Лев, понятно, лезет в драку,
Но ударом мощным в сраку,
Оказался под столом
Весь облепленный говном!©
* * *
「Рондо」
Видали ль вы такого серуна,
Который бы, посравши, не взглянул
На кучку тёплую ещё говна,
Что только что с отрадой навернул,
Видали ль вы?
Случалось ль вам в прогулках на селе
Наткнуться сзади огорода
На серуна, когда природа
Готова утонуть была во мгле,
Случалось ль вам?
Встречали ль вы нередко в городах
На тротуарах у забора
Знакомца давнего для взора,
Говно в спиралях, в кренделях,
Встречали ль вы?
Вздохнули ль вы, как, облегчив живот,
Возились вы ещё с штанами,
Увидевши, что свинка уж жуёт
Говно, извергнутое вами,
Вздохнули ль вы?
С-Петербург, Нижний
¹. - Михайлов, Ласковский наставники Михаила Юрьевича в Школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров.
И на закуску "Элегия" от незаслуженно забытого Шумахера Петра Васильевича. Конечно, заметно слабее предыдущих образцов и трогательной Свинки с нами уже нет, но для завершающего мазка, вполне приемлимо:
Гулял один я по равнине
Вечерней летнею порой.
А соловей пел на калине
В саду над тихою рекой.
От острога говном воняло
И где-то песня мужика.
Как медь разбитая, звучала,
Конечно уж, у кабака.
Но на такую обстановку
Вниманья я не обращал,
В мечтах я русую головку
Перед собой воображал:
Звучали бальные мотивы,
Я мнил и блеск, и аромат,
Любви тревожные порывы...
В душе был рай — вокруг же ад.
Все эти праздные мечтанья
Вочью свершилися давно,
Но... посреди воспоминанья
Вступил я вдруг ногой в говно.
И проклял я тогда засерю,
Который на дороге срал,
Уподобил его я зверю,
Покамест ногу обтирал.
Потом унёсся я мечтою
В далёкий неизвестный край,
Там всё дышало красотою,
Казалося, попал я в рай;
Там тени не было злодейства,
Там всяк душой как ангел чист.
Как вижу вдруг: у казначейства
Какой-то срал канцелярист.
Конечно, что по хладнокровью
Мне это было всё равно,
Но как же бредить тут любовью,
Когда вокруг одно говно!
И возвращался я уныло
В свой незатейливый приют —
Но прежде — всё, что только было,
Я на равнине высрал тут.
Journal information